Проблема наследования. Как родственники Дмитрия Босова делили “Сибантрацит”

Наследники покончившего с собой бизнесмена Дмитрия Босова продали крупнейшего в России производителя металлургического угля – группу “Сибантрацит”. Этому предшествовали конфликты и суды между родственниками миллиардера. Би-би-си рассказывает, как шла борьба за наследство Босова.

Во вторник пресс-служба “Сибантрацита” сообщила, что компания продана “Сибан холдингу” сооснователя Yota Альберта Авдоляна и бизнесмена Максима Барского. “Коммерсант” и РБК оценивают общую стоимость сделки более чем в 1 млрд долларов и связывают такую высокую сумму с резким ростом цен на уголь. В начале октября цена на энергетический уголь в Европе установила новый рекорд – более 300 долларов за тонну.

Ранее структуры Авдоляна приобрели у наследников Босова другие активы: в январе бизнесмен совместно с “Ростехом” приобрел 50% в угольном порту Вера в Приморском крае и в Огоджинском месторождении угля в Амурской области.

Кризис в “Сибантраците” начался после смерти Босова в мае 2020 года. По данным следствия, он покончил с собой в своем загородом доме. Родственники бизнесмена начали делить наследство в суде. Суд в итоге распределил доли в компании поровну между всеми наследниками, но вдова Босова все равно потеряла свою долю.

Это не первый случай наследственного скандала вокруг крупных российских компаний за последний год – во время пандемии коронавируса скончались несколько известных бизнесменов, и после их внезапной смерти вокруг их компаний начались судебные тяжбы. Один из самых громких скандалов разразился вокруг компании Natura Siberica, основатель которой Андрей Трубников не оставил завещания.

Юристы отмечают, что состоятельные люди проявляют все больший интерес к теме наследования. В то же время социологи предупреждают, что наследники к этому не всегда готовы, что может обернуться для России новым переделом собственности.

Дмитрий Босов родился в 1968 году в Барнауле, учился в МГТУ имени Баумана, в 1990-е годы начал заниматься бизнесом.

“Сначала продавали компьютеры, но не очень успешно. А вот бешеные деньги заработали на горчичниках. В самом конце 1991 года купили в Волгограде два вагона горчичников по 6 рублей за штуку. Продали на какую-то базу в Москве 1,2 млн горчичников по 10 рублей за штуку. Заработали почти 5 млн рублей”, – так описывал Босов начало своей бизнес-карьеры в интервью “Ведомостям”.

В середине 1990-х Босов решил попробовать свои силы в металлургическом бизнесе и отправился в Красноярск, где через несколько лет стал акционером Красноярского алюминиевого завода (КрАЗ). Приватизация металлургических предприятий в Красноярском крае проходила в напряженной атмосфере и при активном участии мафиозных структур. Позднее эти процессы стали назыать “алюминиевыми войнами”. Однако Босов утверждал, что разгула криминала тогда не было.

“Такого, чтобы я чувствовал опасность или состояние войны, не было… В реальности было 2-3 громких убийства людей, которых как-то можно было связать с алюминием. В нефтяных, угольных, стальных войнах погибло на порядок больше людей. Просто шумихи вокруг этого не было. А вокруг алюминия был создан какой-то гангстерский ореол”, – вспоминал он.

В начале 2000-х годов Босов вместе с однокурсниками основал инвестиционную компанию “Аллтек”, которая быстро начала занимать серьезные позиции на российском энергетическом рынке: в 2001 году она консолидировала крупнейшие электродные заводы России – Челябинский, Новосибирский и Новочеркасский, а в 2004 году приобрела более 20% акций нефтяной компании West Siberian Resources Ltd (WSR).

Тогда же была основана компания “Сибантрацит” – Босов с партнерами создали ее на базе советского предприятия, добывавшего антрацит на Горловском месторождении в Новосибирской области.

Угольный бизнес Босова расцвел в середине 2010-х годов: в 2014-м году началась добыча на разрезе Кийзасском в Кемеровской области, в 2016-м году – на разрезе Восточном в Новосибирской области.

Партнер Босова по бизнесу Максим Барский рассказывал РБК, что на фоне кризиса 2014 года никто не хотел вкладываться в угольный бизнес, однако Босов решил рискнуть, и в итоге выиграл.

“И так совпало, что на фоне санкций в отношении Северной Кореи “Сибантрацит” заполнил своим продуктом весь рынок. Сейчас все крупнейшие мировые производители стали – клиенты “Сибантрацита”. Зайдя на рынок с одним продуктом, ты можешь предлагать уже всю линейку [угольных марок]”, – говорил Барский.

В 2018 году разрезы Восточный, Колыванский, Горловский и Кийзасский были объединены в группу “Сибантрацит”. Объем производства вырос с 6 млн тонн коксующегося и каменного угля в 2014 году до 24 млн тонн в 2018 году.

Капитал Босова на фоне успехов его угольной империи быстро увеличивался, и в 2020 году бизнесмен занял занял 86-е место в рейтинге российских миллиардеров Forbes с состоянием в 1,1 млрд долларов.

Параллельно с ростом прибыли в бизнесе Босова и его партнеров накапливались серьезные проблемы.

В апреле 2019 года ФСБ возбудила уголовное дело против руководства принадлежавшей Босову Арктической горной компании из-за незаконной добычи и продажи угля с Таймыра. Тогда же издание “Тайга.инфо” сообщало, что руководитель разреза Кийзасского Николай Зарубин был уволен из-за нарушений экологического законодательства.

Кроме того, у Босова разгорелся конфликт с бывшим главой “Роснефти” Эдуардом Худайнатовым, который в 2018 году претендовал на покупку “Сибантрацита”. Босов ему отказал, так как предложенная цена показалась ему слишком низкой, писал РБК.

В ночь на 6 мая 2020 года Дмитрий Босов покончил с собой в своем доме в подмосковном поселке Усово. На момент смерти ему было 52 года.

Как рассказывал источник РБК, незадолго до самоубийства предприниматель был “на взводе” из-за проблем в бизнесе и в семейной жизни. “С начала года он начал переводить все активы на себя, увольнять сотрудников, в мае это все усугубилось, все думали, он готовит активы к продаже”, – говорил он.

В то же время один из друзей Босова рассказывал изданию Forbes, что роковую роль в судьбе миллиардера мог сыграть карантин, введенный в апреле по всей стране из-за пандемии коронавируса. Собеседник издания рассказывал, что бизнесмен якобы так испугался эпидемии, что почти на два месяца заперся у себя дома и ни с кем не встречался.

“Почему-то оценил вирус как смертельную угрозу. Как для себя, так и для всех”, – говорил он.

В ноябре 2020 года Следственный комитет возбудил уголовное дело о доведении до самоубийства. Как писал РБК, заявление о расследовании обстоятельств смерти бизнесмена подали его вдова Катерина Босов и старший сын от первого брака Артем. Источник издания сообщал, что свидетели по делу якобы дали показания о том, что Босов тяжело переживал конфликт со своим бывшим бизнес-партнером Александром Исаевым.

У Дмитрия Босова осталось восемь прямых наследников – родители, четверо сыновей от первых двух браков, вдова Катерина Босов и их общая несовершеннолетняя дочь Бэла Алекса.

Вскоре после смерти предпринимателя его родственники начали судиться за его бизнес.

В августе 2020 года нотариус Екатерина Панова оформила на вдову Босова Катерину половину его доли в компании “Аллтек” (контролирующий акционер “Сибантрацита”) как супружескую. Изначально родственники бизнесмена не были против, однако позднее, как писал Forbes, отношения Катерины с остальными наследниками начали ухудшаться.

В октябре мать Босова и четверо его сыновей подали иск к Катерине, оспорив ее долю. Через месяц Одинцовский городской суд Московской области удовлетворил этот иск, признав, что Катерина не имеет прав на 43% группы “Аллтек”.

Сама же Катерина Босов подала встречный иск, утверждая, что ее доля в группе должна увеличиться до 77%. По информации РБК, она мотивировала это тем, что ее супруг якобы смог сохранить контроль над “Сибантрацитом” в 2017 году благодаря продаже ее личного автомобиля Bentley – вырученные от продажи средства были внесены в уставной капитал “Аллтека”, который владеет “Сибантрацитом” через кипрское юрлицо. Однако встречный иск Катерины был отклонен.

Ранее Катерина заявляла о рейдерской атаке на активы своего супруга, которая якобы началась с момента его смерти. В ней она обвиняла Александра Исаева, экс-партнера ее мужа.

Вскоре после того, как наследники Дмитрия Босова подали свой иск, вдова бизнесмена попыталась защитить свою долю, переведя ее в закрытый паевой инвестиционный фонд (ПИФ), но Одинцовский городской суд запретил ей совершать какие-либо действия с долями в “Аллтеке”.

В апреле 2021 года в деле наконец была поставлена точка: все наследники Дмитрия Босова получили по 10,82% в группе “Аллтек”, суд также снял запрет на совершение сделок с ее активами, включая “Сибантрацит”.

Правда, вдова бизнесмена в итоге осталась без наследства: ее доля в бизнесе мужа перешла самой компании. В интервью Forbes в июне Катерина утверждала, что узнала о потере доли в компании от журналистов. Гендиректор и совладелец компании Дмитрий Ага рассказал изданию, что акционеры “Аллтека” не одобрили вхождение Катерины в капитал компании в соответствии с уставом.

Источник, близкий к “Аллтеку”, говорил “Ведомостям”, что после получения свидетельств о порядке наследования у нотариуса, Катерина и ее дочь Бэла Алекса должны были подать заявление о вхождении в капитал общества, но не сделали этого.

Смерть крупных предпринимателей в России нередко сопровождается бурными судебными процессами с участием многочисленных претендентов на наследство. Долгие судебные тяжбы, как правило, негативно сказываются на деятельности компаний. Так произошло с Natura Siberica Андрея Трубникова, “Росагроэкспортом” Бориса Александрова и “Черной жемчужиной” Олега Бурлакова.

Случается так, что смерть настигает бизнесменов внезапно. Многие из них при жизни не занимаются наследственным планированием и не дают необходимых распоряжений, чтобы бизнес после их ухода не останавливался, отмечает адвокат, специалист по наследственному праву Кира Корума.

“Часто наследники, к которым переходит бизнес, просто не умеют управлять им или не заинтересованы в этом. Еще одна проблема состоит в том, что бизнесмены привыкли скрывать свои активы, в том числе от партнеров и от семьи. Иногда семья не знает, какие активы есть у наследников, где их искать и как ими управлять”, – объясняет она в беседе с Би-би-си.

Ситуация часто осложняется тем, что наследственные споры пересекаются с корпоративными, и менеджмент компаний не готов допускать прямых наследников до ведения бизнеса, добавляет Корума.

“Как правило, в подобных затяжных спорах нет пользы для самих наследников: во время тяжб суды приостанавливают выдачу всех свидетельств, бизнес начинает рушится и приходить в упадок, так как никто им по-настоящему не управляет, а все тратят свои ресурсы на суды”, – говорит юрист.

Для того, чтобы обезопасить свой капитал и компанию от развала и бесконечных тяжб, предприниматели с сентября 2018 года могут создавать наследственные фонды: в этом случае активы компании не делятся между наследниками, а передаются в управление этому фонду.

Однако, как отмечает Корума, на практике эта мера пока по-настоящему не опробована, поэтому судить о ее эффективности рано.